Источник фото — media.kpfu.ru
Предыдущий максимум пришелся на 2015 г., когда общемировые инвестиции в добычу нефти достигли $654 млрд. Сказывался долговременный эффект роста сырьевых цен, которые оставались высокими в первые годы после глобального финансового кризиса: если в период с 2004 по 2009 гг. средняя цена нефти Brent составляла $69,2 за баррель (в долларах США 2010 г.), то в период с 2010 по 2015 гг. – $87,6 за баррель. Однако в последующие шесть лет средняя цена Brent снизилась на 27% (до $64,7 за баррель в 2016-2021 гг.), что не могло не отразиться на динамике инвестиций в добычу нефти, которые в «предковидном» 2019 г. сократились до $549 млрд, а во время пандемии COVID-19 и вовсе достигли многолетнего минимума в $406 млрд.
Затяжные локдауны привели к сокращению использования транспорта и, как следствие, падению спроса на нефть. Если в 2019 г. глобальное потребление нефти и газового конденсата составляло 100,9 млн баррелей в сутки (б/с), то в 2020 г. – лишь 91,6 млн б/с, согласно данным Управления энергетической информации (EIA) Минэнерго США. Такое сокращение не могло не привести к падению добычи: например, в США добыча в 2020 г. сократилась ровно на 1 млн б/с (до 11,3 млн б/с), а в странах ОПЕК – на 3,9 млн б/с (в том числе под влиянием сделки ОПЕК+). При этом потери понесли и новые проекты в сегменте Upstream. По данным Rystad Energy, в 2019 г. по всему миру было заключено 11 контрактов на проектирование и строительство плавучих установок для добычи, хранения и отгрузки нефти, тогда как в 2020 г. – лишь 3.
Однако выход из локдаунов привел к увеличению нефтяного спроса, который в 2021 г. достиг 97,1 млн б/с, а в 2022 г. – 99,4 млн б/с. Одним из драйверов роста остаются авиаперевозки. По данным Международной ассоциации воздушного транспорта (IATA), глобальный пассажирооборот внутренних и международных авиарейсов (RPK) в марте 2023 г. был на 12% ниже, чем в марте 2019 г. При этом наибольшее «отставание» было характерно для стран Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), где этот показатель быль ниже «доковидного» уровня на 12%. Обеспечить растущий спрос будет невозможно без увеличения добычи, в том числе за счет новых Upstream-проектов.
«В мире в целом можно выделить три основных драйвера нефтедобычи», – говорит эксперт Финансового университета и Фонда национальной энергетической безопасности Игорь Юшков. «Во-первых, это Саудовская Аравия, где Saudi Aramco планирует к 2027 г. увеличить предельные мощности по добыче нефти с нынешних 12 млн б/с до 13 млн б/с, в том числе за счет шельфового месторождения Zuluf мощностью 600 тыс. б/с, которое должно быть введено в строй в 2026 г., а также наземного месторождение Dammam, добыча на котором в 2024 г. должна достигнуть 25 тыс. б/с, а в 2027 г. – 50 тыс. б/с».
Другим драйвером будет оставаться Гайана, которая осваивает шельфовый блок Stabroek c помощью судов FPSO. «Количество плавучих установок, используемых на блоке Stabroek, к 2027 г. должно увеличиться с двух до шести, что позволит Гайане нарастить добычу нефти с нынешних 360 тыс. б/с до 1 млн б/с», – подчеркивает Юшков.
По его мнению, нельзя сбрасывать со счетов и США, где на динамику добычи будет влиять не только освоение Пермского бассейна, но и строительство экспортных нефтеналивных терминалов, которые смогут обслуживать крупнотоннажные танкеры класса VLCC. «Например, в ноябре 2022 г. регуляторы выдали разрешение на строительство терминала SPOT мощностью 2 млн б/с, который будет расположен на побережье Мексиканского залива. Ввод этого терминала создаст предпосылки для увеличения экспорта, что косвенно может повлиять на объем нефтедобычи», – резюмирует Юшков.
